Описание
Ландшафт и бытие
Ландшафт и справедливость
Ландшафт отдыхает – там, где есть пространство свободное, вечное, незаёмное. Бесприютное сердце стремится найти тот вид, ту панораму, в которой взгляд расстилается и расслабляется бесконечно, безудержно. И то есть безусловная ландшафтная справедливость.
Не следует настаивать на морали и этических принципах, наблюдая рядом трущобы и резиденции, небоскрёбы и шанхаи. Ландшафт сам по себе мораль, он сочиняет пространство как бы впервые, набело и сразу – насовсем. Справедливость в возникающем разом кругозоре, чьё бытие определяется совмещением, сосуществованием различных разнонаправленных образов.
Лесные дали, полевые станы, степные зарева. Освещенные полдневным солнцем косогоры, заброшенные временем и историей деревни, самоуспокоенные самобытностью провинции. Уездная глушь, тишь переулков, заросшие огороды. Справедливость и не ночевала в становищах первобытного времени, в доландшафтных пещерах хромого разума.
Расставим наблюдателей пространства, расстелем карту оперативных ландшафтных действий. Справедливость – в сгибах и складках карты, в переходах от одного бинокля к другому. Ландшафт справедлив полускрытыми, неочевидными пассами внимательных глаз, сторожких ушей, чутких собачьих ноздрей. Правда ландшафта улавливается походя, незаметно, всей кожей как бы спящих чувств и едва нарождающихся младенческих мыслей.
Растение ландшафта осторожно пробивается сквозь несправедливость убитой, утоптанной земли, сквозь несправедливость беспросветного дикого ливня, сквозь несправедливость равнодушного серого неба. И чего же хорошего ждать ему от пустого невидящего взгляда обнимающей самоё себя природы, вечной ночи бессознательной и не проснувшейся Земли? Земство влажных веток и облупившихся скамеек, земство бесхитростного весеннего ветра и заброшенного старого парка, земство шальных земных желаний и бесцельных шатаний вдвоём – только так и можно нащупать справедливость образующего себя, разумеющего себя пространства.
Дробность, охват пространства принимают справедливые ландшафтные решения. По сути, отдаления и кружения полузабытых заснеженных гор, бурая трава однообразных равнин неотвратимой осени, живописные повороты обреченных на экзистенциальное одиночество дорог – всё это лишь мимолётные судьи располагающего нами и нашими ландшафтами пространства – пространства, заботящегося о справедливости границ и пограничий земного бытия. И тут уж придётся повертеть головой, подвигать ногами, попрыгать образами.
Праща ландшафтной энергетики раскручивается исподволь, невзначай. Ландшафт ещё в дрёме, в дымке, в тумане нечётких впечатлений. Но импрессии нагнетаются, создавая поле очевидных и расширяющихся созвучий, запахов, ощущений, рассказов, взоров, владеющих секретом – гением и дьяволом места. В этом то поле вдруг обретается, проглядывается, оконтуривается справедливость и незыблемость полуразваленной автобусной остановки, случайный, слегка бессмысленный диалог прохожих, ритуальное кормление голубей и бездомных собак.
Установление ландшафтной справедливости не связано с дизайном цветочных клумб, покрытых аккуратным щебнем дорожек и посаженных в шахматном порядке яблонь. Блестяще отформатированный склон большого усадебного владения может стать ядром окрестного пейзажа, но ландшафтная справедливость опять ускользнёт. И даже высокая архитектурная мысль, собирающая воедино и с высоты птичьего полёта планирующая разноцветье домов, улиц, переулков, площадей, скверов и пустырей ничего не может поделать с наглядным отсутствием неуловимой и желанной ландшафтной справедливости.
Рискни начать с образной «тарзанки», раскачайся собственным взглядом, разгони неуклюжую лодку полуспящего покуда пространства. Не требуй справедливости у рисующихся по отдельности на бумажных горизонтах золотых куполов, сверкающих башен и цветущих степей. Ландшафт получается, дыбится, горбится сшибкой, столкновением, свалкой лучей и линий путевого сознания, путевой воли, нацеленной на скорый и праведн
